Не было печали [= Богиня мести ] - Ю Несбе

— Попытайтесь, — равнодушно отвечал санитар, возвращая прядь на место. — Если у него опять начнется приступ, ничего не выйдет.

Харри не стал спрашивать, как им узнать, что начинается приступ. Дойдя до конца коридора, санитар отпер дверь с глазком.

— Его что, приходится держать под замком? — спросила Беате, осматриваясь в просторной светлой комнате.

— Нет, — отрезал санитар и, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, указал на одинокую спину в белом халате, возвышавшуюся над придвинутым вплотную к окну стулом. — Я буду в дежурке слева по коридору. Предупредите, когда соберетесь уходить.

Они подошли к сидящему на стуле пациенту. Он не отрываясь смотрел в окно и при этом правой рукой что-то черкал в блокноте. Движения были медленные, угловатые и какие-то механические, как будто ручку держала не живая человеческая рука, а клешня робота.

— Тронн Гретте? — осведомился Харри.

Он не узнавал обернувшегося к ним человека. Гретте был острижен наголо, лицо осунулось, а вместо дикого блеска в глазах, испугавшего их в тот вечер на теннисном корте, их встретил спокойный и пустой, но при этом пронзительный взгляд, которым он, казалось, смотрел сквозь них. Харри и прежде приходилось видеть подобное. Так выглядели после нескольких недель отсидки заключенные, впервые отбывающие срок. Инстинктивно Харри чувствовал, что сидящий перед ними человек находится в том же состоянии. Он отбывает свой срок.

— Мы из полиции, — сказал Харри.

Гретте медленно перевел на них взгляд.

— Речь идет о налете на банк и вашей жене.

Гретте наполовину прикрыл глаза; сейчас у него был такой вид, будто он старался сосредоточиться и понять, о чем говорит с ним Харри.

— Вы разрешите задать вам несколько вопросов? — громко спросила Беате.

Гретте медленно кивнул. Беате придвинула стул и села.

— Вы можете рассказать нам о ней? — попросила она.

— Рассказать? — Голос был скрипучий, как плохо смазанная дверь.

— Да, — подтвердила Беате и ласково улыбнулась. — Нам хотелось бы знать, какой была Стине. Чем она занималась. Что любила. Какие у вас с ней были планы. Ну и все такое.

— Все такое? — Гретте посмотрел на Беате. Затем отложил ручку. — Мы хотели завести детей. Вот такие были планы. Искусственное оплодотворение. Она надеялась, что будут близнецы. «Двое и еще двое», — постоянно твердила она. Двое и еще двое. Мы как раз должны были начать. Как раз теперь. — Его глаза налились слезами.

— Как раз теперь?

— Кажется, сегодня. Или завтра. Какое сегодня число?

— Семнадцатое, — сказал Харри. — Вы ведь долго были женаты, не так ли?

— Десять лет, — отозвался Гретте. — Если бы они не захотели играть в теннис, я бы не настаивал. Нельзя заставлять детей любить то же, что нравится их родителям, верно? Может, они предпочли бы ездить верхом. Верховая езда — это же прекрасно.

— А что она была за человек?

— Десять лет, — повторил Гретте и снова отвернулся к окну. — Мы встретились в восемьдесят восьмом. Я как раз начал изучать BI — бизнесинтеллект, а она училась в выпускном классе ниссенской гимназии. Самая лучшая девушка из всех, кого я встречал. Говорят, что лучшая женщина — та, которая досталась не тебе, или та, которую уже забыл. Но со Стине мне повезло. И я никогда не прекращал считать ее лучшей. Мы с ней съехались после месяца знакомства и были вместе каждый день и каждую ночь на протяжении трех лет. И все же я не верил своему счастью, когда она согласилась стать Стине Гретте. Разве это не странно? Если кого-то сильно любишь, кажется невозможным, чтобы так же сильно любили и тебя. Ведь должно быть наоборот, верно?

На подлокотник стула упала слеза.

— Она была доброй. Сейчас немногие способны оценить в человеке это качество. Она была верной, надежной и всегда ласковой. И мужественной. Если ей чудились внизу чьи-то голоса, а я в это время спал, она всегда сама вставала и выходила в гостиную. Я говорил ей, чтобы она будила меня: а вдруг там действительно взломщики? А она только смеялась: «Тогда я угощу их своими вафлями, и ты проснешься — ты ведь всегда просыпаешься от запаха вафель». Я и вправду всегда просыпался, когда она пекла вафли… да.

Он глубоко вздохнул, втянув воздух носом. За окном в такт порывам ветра грустно качались, будто махали руками, голые ветви берез.

— Ты должна была бы сейчас печь свои вафли, — прошептал он и попытался засмеяться, однако вместо смеха получился всхлип.

— А друзья у нее были? — спросила Беате.

Гретте все еще всхлипывал, и ей пришлось повторить вопрос.

— Она любила побыть одна, — сказал он. — Может, из-за того, что была единственным ребенком в семье. Она всегда ладила с родителями. И потом, мы с ней были всем друг для друга. Никто больше нам не был нужен.

— Может, у нее все же был кто-то, о ком вы не знали? — настаивала Беате.

Гретте посмотрел на нее:

— Что вы имеете в виду?

Беате мучительно покраснела и поспешно улыбнулась:

— Я хочу сказать, что, возможно, ваша жена не всегда рассказывала вам о том, с кем встречалась или случайно беседовала.

— Почему это? Куда вы клоните?

Беате умолкла и переглянулась с Харри. Теперь слово взял он:

— При ограблении банка мы обязаны проверить все версии, какими бы неправдоподобными они ни казались на первый взгляд. Например, кто-то из сотрудников мог быть в сговоре с грабителем. Налетчики часто заручаются помощью изнутри как при планировании, так и в процессе ограбления. Не вызывает сомнений, что преступник точно знал время пополнения банкомата. — Харри внимательно следил за выражением лица Гретте, чтобы понять, как тот воспринимает услышанное. Однако, судя по взгляду, мысли его снова где-то витали. — Мы задавали те же вопросы всем прочим сотрудникам, — на всякий случай солгал Харри.

Снаружи со стороны дерева раздался резкий птичий крик. Одинокий, жалобный. Гретте начал кивать головой. Сперва медленно, затем все быстрее и быстрее.

— Ага, — сказал он. — Теперь я вас понимаю. Вы считаете, что Стине поэтому и застрелили. Вы считаете, она была знакома с преступником. А когда он ее использовал, то застрелил, чтобы оборвать все нити. Верно?

— По крайней мере, теоретически такая возможность существует, — сказал Харри.

Гретте покачал головой и снова засмеялся — пустым, безжизненным смехом:

— Заметно, что вы не знали мою Стине. Она бы никогда на это не пошла. Да и зачем? Скоро она бы все равно получила миллионы, стоило только немного подождать.

— Что?

— Валле Бёткер, ее дед. Ему сейчас восемьдесят пять, он владелец трех многоквартирных домов в центре. Прошлым летом у него нашли рак легких, и с тех пор ему становится все хуже. Внуки его унаследуют по дому каждый.